Красивый, ужасный, неоднозначный фильм Ивана Вырыпаева “Эйфория” вызывает противоречивые мнения и не оставляет никого равнодушным. Если вы еще не смотрели “Эйфорию”, обязательно сделайте это. Фильм проникает в душу, в сердце, цепляет что-то нерациональное. 

Восприятие фильма — от полного неприятия до эйфории.
Вот два совершенно разных мнения.

Любовь, действительно, есть!

Шокирующий, пробирающий насквозь, обнажающий самое сокровенное, оголяющий нервы и сдирающий кожу фильм. Оставляющий состояние эйфории.

Они не были даже знакомы, но один взгляд решил все. «И че нам теперь делать?» — вопрос, мучающий героев на протяжении всего фильма. У каждого из них была раньше своя жизнь. У нее – муж, старше ее, и маленькая дочка. Но была ли любовь? У него – дом, друзья и спокойствие. Любовь, а точнее эйфория настигла их неожиданно. Чувство, ни виданное ими ранее. Они и сами не успели понять, что с ними происходит, как судьба сама расставила все по своим местам. 

В фильме присутствует невероятно красивая операторская работа: атмосфера жаркого лета чувствуется прямо через экран. Раскаленный воздух, бесконечные пыльные дороги, бескрайние золотые поля и изумрудные леса. Зной и солнце, гроза и ливень, смывающий все на своем пути идут параллелью таких же острых человеческих чувств. Всеразрушающая безнадежная страсть на фоне изнывающего лета. 

Картинка в фильме очень красивая. Вся природа показана с высоты птичьего полета. Весь фильм напоминает показ слайдов, сцены очень короткие, каждый кадр – отдельно взятый важный момент жизни героев, внешне не связанных между собой. Присутствует постоянное ощущение разрыва. Потрясающий контраст и игра цвета: героиня неоднократно появляется в красном платье на фоне белой крашеной стены; серый мираж, являющийся ей и яркая природа русского лета. В первой части фильма героиня в красном платье, во второй – в белом. Белое небо, в которое они смотрят вдвоем и красная кровь.

На протяжении всего фильма звучит одна и та же замечательная музыка, идеально подходящая ко всему действию. Диалогов в фильме крайне мало, да они и не так нужны. Потрясающая игра актеров, природа, музыка дают понять все без слов. Фильм наполнен яркой психологией, которая дает уловить мелкие детали, а динамичный сюжет только разрушил бы целостность, завершенность, идеальную продуманность и монолитность всего фильма. По этой же причине в «Эйфории» принципиально малое количество героев, чтобы не отвлекать внимание зрителя на посторонние детали. 

«Эйфория» — это обыкновенная история, показанная необыкновенно. Это история о любви и ревности, о чувствах присущих каждому человеку, способных либо спасти, либо разрушить его жизнь. И вопрос о том, что эти чувства сделали с жизнями героев, каждый для себя решает сам. Что лучше и что страшнее: прожить всю жизнь с нелюбимым человеком, не зная ни огня, ни страсти, или быть счастливым, но только миг, сгорев как спичка для любимого? 

«Эйфория» — не новая сказка о неземной любви. Это фильм о мужчине и женщине и о чувствах и инстинктах, живущих в душе каждого человека.

«Эйфория» имеет кольцевую композицию, что, на мой взгляд, очень важно и задает отличное начало и характер всему фильму. В самом первом кадре мужик на мотоцикле несется по полю и кричит, что есть сил. Наверное, именно этот момент и передает состояние эйфории. 

Одно я могу сказать точно, посмотрев этот необыкновенный щемящий фильм, Вас долго не оставит странное, может даже незнакомое чувство, которое, наверное, и называется эйфория…

Фильмоскоп

Эйфория: Античная трагедия под баян

Через донскую степь, по сумасшедшим белым дорогам, мимо высоковольток, обрывов, тектонических разломов, мимо девушки, мечтательно крутящей на указательном пальце собственные трусы, едет на жестянке влюбленный дурак (Ушаков) — признаваться в своем огромном чувстве хмурой замужней женщине, которую видел раз в жизни (Агуреева). «Че делать-то будем?» — взывает он к ней через овраг. Входят лютый муж (Окунев), ребенок и черный пес.

В своем кинодебюте лидер русской «новой драмы» Вырыпаев задается ключевым для русской кинематографии вопросом — чем бы стукнуть зрителя, чтобы у того хоть что-то отозвалось внутри. Причем речь не об «отрезвляющей пощечине», не о «нажатии на болевую точку». Речь о действии, точнее всего передаваемом глаголом «е…нуть». Таком сугубо отечественном движении тела и духа, когда человек вдруг бросается на тебя всем весом, никуда тебе конкретно не целясь и ничего конкретного не подразумевая (как вариант — подразумевая практически все и сразу). Ощущение — удивительное. Вроде кто-то промелькнул с криком «Гыть!», влетел в стену, а ты оборачиваешься и видишь: человек-то интеллигентный и засветить тебе пытался не штакетиной из забора, а двухтомником Фолкнера. Реакция тут возможна только одна: мужик, ты чего?

То есть на самом деле понятно — чего. Вырыпаев бежит от фальшивых частностей к высоким метафорам, от лживого психологизма к формализованным античным схемам. Как многие программные безбожники, он такой любитель мистерий и космогоний, что в фильме нет ни секунды тишины: стоит замолкнуть баяну, выводящему мелодию дикого сердца, слышно, как скрипят сферы, проворачиваются шестерни мироздания, стонут ветхие сооружения, построенные лишь для того, чтобы красиво просвечивать на фоне полуденного неба, — знаете, как на картинах у американского художника Уайета. А еще там у него античный герой-символ бежит по степи с ружьем в одной руке и бутылкой водки «Путинка» в другой. 

Дело, разумеется, не в бутылке. Вырыпаев в своей честности, кажется, не понимает про кино самого главного: что это искусство иллюзий и манипуляций. Что в кино, прежде чем проповедовать, надо научиться показывать фокусы: доставать из кармана цветные ленты, ездить задом наперед на колесе, распиливать женщину; что пресловутая истина если и может быть рассказана с экрана, то лишь человеком, в совершенстве овладевшим искусством обмана. Самые страшные кинопроповедники (допустим, фон Триер) шли к своим высоким кафедрам через манипуляторство. А Вырыпаев не хочет, это ниже его достоинства. Он по революционной театральной привычке ставит в степи табурет и лезет на него с бумажкой. Читает вслух, а чтобы не отвлекались (скучно ведь невыносимо), бьет по ушам, по глазам, норовит пнуть в живот, наяривает на баяне. Из этой уверенности, что его непременно должны слушать, потому что он говорит «про главное» (базовое понятие программного вырыпаевского «Кислорода»), и рождается то, что сводит на нет все шумные усилия автора, — то, что Оскар Уайльд называл «непростительной манерностью стиля».

Я не такой специалист по красоте, чтобы обзываться на образующие «Эйфорию» планы-картинки страшным словом «глянец». А вот про мат, который у Вырыпаева задуман как индикатор подлинности, сказать могу: мат у него страшно интеллигентский и манерный. Нефальшивая реплика на фильм вообще ровно одна — это слово «здрасте», произносимое выходящей из кустов второстепенной героиней. Секунду спустя эту героиню, кстати, убивают — вилкой. Кажется, как раз за то, что не сфальшивила, нарушив тем самым стилистическую целостность произведения. 

Будь «Эйфория» работой чуть менее концептуальной, ее можно было бы разглядывать вне пресловутого культурного контекста; в этом случае она могла бы стать предметом куда более сочувственного и доброжелательного исследования. В конце концов, Вырыпаев-то что — он умный, у него идеи. Он или поймет, что кричать их с табуретки — это не метод, или нет. А вот русским киноведам, которые на манер девочек-чирлидерш дружно скачут вокруг него с ритуальными мочалками, превознося за отвагу и открытие новых горизонтов, уже ничто не поможет. Говоря правдивым языком «новой драмы», вы, кажется, совсем ох…ли, ребята.

Роман Волобуев
Афиша

Эйфория
Россия, 2006
Режиссер Иван Вырыпаев
В ролях Мадлен Джабраилова, Максим Ушаков, Михаил Окунев, Полина Агуреева
74 мин.